Архитекторы Санкт-Петербурга

 

Анри Луи-Огюст Леже Рикар де Монферран.

(1786-1858 гг.)

"Не весь умру"

(Девиз на гербе Монферрана)

В основу статьи положен этюд из очерка А. Островского

"Архитекторы Петербурга"- Огюст Монферран.

 

   Когда я попадаю в центр города и мне позволяет время, я выхожу из автобуса, пешком иду к Исаакиевской площади. Мне совершенно безразлично, откуда к ней выйти: со стороны Невы или Большой Морской улицы, Конногвардейского бульвара или реки Мойки. Все здесь знакомо с детства, каждый дом, каждый изгиб сквера, и тем не менее всякий раз я испытываю безотчетное чувство радости от открывающейся перед глазами панорамы. Без этой площади нет Петербурга, как нет его без Адмиралтейства, Смольного, без Петропавловской крепости, воронихинского Казанского собора или ансамбля Росси...

   Знаю, ценители архитектурной классики не находят здесь шедевров, да и сам собор - эклектичен, тяжеловат и помпезен... Но что бы мы делали, если бы все отстроенное в городе было выдержано в строгих и легких тонах чистого классицизма?

   Я - житель города и принимаю его таким, каким он сложился и существует. Ведь здание подобно книге или картине. Оно - остановленное мгновенье. Выплеснулся талант и застыл, как металл, отлитый в форму и в таком виде предстал перед людьми. У архитектора - в камне, у писателя в книге, у художника - в картине. Но если посредственную книгу можно забыть, картину - спрятать в запасник, то здание, каким бы оно ни было, всегда на виду, пока не разрушится, не умрет, и люди, проходя мимо, будут или восторгаться им, или хаять, или недоуменно пожимать плечами.

   Так и с Исаакиевским собором, главным сооружением площади. Дальше мы увидим, что это место вполне мог занимать другой Исаакиевский собор, возможно - более совершенных форм, а возможно - и менее привлекательный... Но другого нет, есть этот.

    Архитектором его был Огюст Рикар - такова его настоящая фамилия, иначе - Анри Луи-Огюст Леже Рикар де Монферран.

   Конечно же, игра случая, что все (или почти все) построенное Монферраном в России находится тут, на Исаакиевской площади, и в двух шагах от нее. Сооружений немного, и удивляться этому нечего: основная работа Монферрана, поглотившая всю его жизнь, - собор. Удивляет другое: поразительная разностильность всех его построек, непохожесть их друг на друга по почерку, словно возводили их разные люди. Дом князя Лобановаа-Ростовского - огромный треугольный "дом со львами", как его называют, с фасадом на Адмиралтейский проспект; и дома, построенные для известного богача заводчика П. Демидова, на улице Большая Морская № 43 и 45; лучшая работа Монферрана - Александровская колонна на Дворцовой площади, установленная в честь победы России над Наполеоном, и памятник Николаю I (скульптор П. Клодт).

  Сто сорок три года прошло со дня смерти Монферрана. В литературе, появившейся за это время, рядом с его именем редко стоит эпитет "выдающийся", "великий" - никогда. Находятся люди, которые вообще ставят под сомнение, был ли он зодчим на самом деле. Как бы там ни было, фигура Монферрана необычна, а судьба его исключительна.

   Его никто не приглашал в Россию. Он приехал в Петербург сам, в запыленной карете, ранним июньским утром 1816 года, бросив все свои дела во Франции. Жизнь Монферрана на родине окутана покровом таинственности, неясности, противоречивых толков, в чем в немалой степени был повинен сам архитектор. Остались невыясненными и причины его столь поспешного, похожего на бегство, отъезда в Россию. Эпоха яростной борьбы сословий, смен власти, крови, казней как бы подталкивает к мысли о вынужденности покинуть родину по политическим соображениям (Монферран родился в 1786 году в небольшом городке Шайо департамента Сены, пережил в детстве и молодости Великую французскую буржуазную революцию, наполеоновские войны и начало реставрации). Но подтверждений этому не находится. Скорее всего, мотивы были чисто личные.

   Он приехал в Петербург не один, а с миловидной женщиной, которую представил как мадам Монферран. Приютом им послужила комната почти на чердаке, снятая у соотечественника - портного Люилье. Комната была дешевой и неудобной: попасть в нее можно было, лишь минуя швальню. Но молодой человек не рассчитывал долго задерживаться здесь. Он приехал в Россию, где любили и жаловали иностранцев больше, нежели своих, не для того, чтобы прозябать в безвестности. Он приехал побеждать, покорять своим талантом; он приехал за славой.

   Монферран ни слова не говорил по-русски, никого не знал в России, и его никто не знал. Поэтому, не теряя времени, он принялся с завидной энергией нащупывать связи, заводить знакомства, искать влиятельных покровителей, с чьей помощью он мог бы осуществить свои честолюбивые замыслы.

   Среди других чрезвычайно важным был для него визит к генералу Августину Бетанкуру, испанцу французского происхождения, крупнейшему, с европейским именем инженеру, который возглавлял недавно образованный Архитектурный комитет, часто его называли также "Комитетом по делам строений и гидравлических работ" (прим*- с 1816 по 1842 гг.). Комитет рассматривал, утверждал или отклонял проекты будущих зданий; в нем работали ведущие инженеры, архитекторы, в том числе Карл Росси, Василий Стасов, Андрей Михайлов (Михайлов 2-й). А сам генерал был вхож к царю и, более того, считался его любимцем. Именно Бетанкур мог стать тем человеком, который в удобный момент напомнил бы Александру I об архитекторе Монферране. Лишь напомнил...

   Напомнил потому, что два года назад, когда русские войска победоносно вошли в Париж и русский император прибыл в столицу Франции, Монферран нашел возможность получить у него аудиенцию и преподнести в дар изящную красную папку с золотым тиснением. В ней лежали "разные архитектурные проекты, представленные и посвященные Его величеству императору всероссийскому Александру I Августом Монферраном, членом Французской академии архитектуры". Заметим, что в 1814 году двадцативосьмилетний Монферран никакого отношения к Французской академии архитектуры не имел, - он лишь год назад окончил Специальную школу архитектуры в Париже.

   Очень любопытен этот дар. Среди проектов (их восемь), блистательно исполненных акварелью и пером, фонтан с фигурой Александра I, публичная библиотека, триумфальная арка с надписью по-русски на аттике "Храброму российскому воинству", конная статуя самого Александра I - прижизненный памятник победителю, и даже памятник генералу Моро, врагу и сопернику Наполеона, высланному императором в Америку, а затем воевавшему на стороне русских войск. (Странно, не правда ли, получить проект подобного памятника из рук француза, сражавшегося в войсках Наполеона и получившего за храбрость, по словам самого Монферрана, орден Почетного легиона?)

   Все проекты не оригинальны, - Монферран несколько видоизменил классические, уже существовавшие в разных странах сооружения. В "предварительных рассуждениях", приложенных тут же, он не скрывает этого - наоборот, подчеркивает, что его образцы улучшены. Вообще в своих "рассуждениях" он без особой скромности выставляет себя опытным архитектором, умеющим хорошо и дешево строить. Не случайно каждый проект сопровождался расчетами стоимости сооружения. Между прочим, явно заниженными.

   Какой же смысл этого дара? Чрезмерная любовь французского гражданина к России? Или пылкая любовь к русскому императору? Или признательность за разгром ненавистного ему, предположим, Наполеона? Вполне возможно, что все это так. Но мы на деловом языке нашего века назвали бы его прежде всего рекламным. Вместе с тем в этом даре было все, чтобы угодить богатейшему и всесильному потенциальному покупателю: нескрываемая лесть, подобранные в том же льстивом ключе образцы, мнимая их дешевизна, а также самовосхваление. Облаченный в изящную упаковку (тоже элемент рекламы), дар этот красноречиво говорил: "Пользуйтесь, государь, моими услугами, купите проект, можно один, если пожелаете - два, три, все вместе. Они выполнены в классическом стиле, а вы любите классику. Не нравятся эти, можете заказать другие. Не хотите заказывать - не надо. Но на всякий случай запомните мое имя: Монферран, архитектор; не какой-нибудь рядовой архитектор, а академик".

   И вот не настала ли пора напомнить царю о себе? Но прежде нужно было познакомиться с Бетанкуром - познакомиться по возможности ближе, очаровать его, остановить на себе его внимание.

Портрет О. Монферана. Миниатюра. Национальная библиотека Франции.    Встреча произошла в комитете. Генерал принял его радушно, но с той долей сдержанности, с какой принимают незнакомых просителей. Без всякого любопытства он окинул взглядом белокурого, с маленькими живыми глазками молодого человека, тщательно одетого по последней моде и с орденом Почетного легиона, взял протянутый конверт, прочел не спеша письмо. Оно было от старинного друга, известнейшего парижского часовых дел мастера Брегета. "Так вы из Парижа? Давно ли?.." Монферран был словоохотлив. С подчеркнутой почтительностью он рассказывал Бетанкуру о послевоенной жизни во Франции, в Париже, о себе - его учителями были архитекторы Фонтэн и Персье, он дважды подавал проекты на конкурс Большого Римского приза, работал архитектором у генерального инспектора архитектуры департамента Сены и Парижа Молино, а теперь приехал в Петербург и был бы счастлив украшать прекрасную столицу России. Бетанкур слушал рассеянно, кивал головой...

   Когда Монферран ушел и Бетанкура спросили, что за белобрысый щеголь посетил его, генерал ответил, пожав плечами: "Право, не знаю, какой-то рисовальщик, зовут его Монферран. Брегет просит меня, впрочем не слишком убедительно, найти ему занятие, а на какую он может быть потребу?"

   Спустя несколько дней Монферран снова напомнил о себе. Он принес в комитет нечто завернутое в холст и, снимая его уверенными движениями, всем своим видом как бы заранее предвосхищал то впечатление, которое произведет его труд. И не ошибся.

   На листе ватмана, оправленном золоченой рамой, под стеклом, Бетанкур увидел великолепно сделанные пером и акварелью рисунки колонны Траяна, Триумфальной арки Септимия Севера, конной статуи Марка Аврелия и других классических сооружений Древнего Рима. Они были так безукоризненно скомпонованы, с таким вкусом, что создавали впечатление цельной прекрасной картины. Работа Монферрана привела в восхищение старого генерала. Совсем другими глазами посмотрел он на "рисовальщика" и понял, что такой талант нельзя отталкивать.

   Самым разумным Бетанкуру представлялось определить Монферрана на фарфоровый завод, чтобы он мог создавать там формы для ваз и расписывать их. Придя к такому решению, он повел переговоры с министром финансов, в ведении которого находился завод, Гурьевым. Гурьев согласился взять Монферрана и предложил ему две с половиной тысячи рублей ассигнациями жалованья в год. Монферран просил три тысячи. Гурьев не уступил, Монферран - тоже, и дело разладилось.

   Надо было чем-то занять молодого человека. И тут Бетанкуру пришла в голову мысль поручить ему заняться проектом перестройки Исаакиевского собора. Это поручение ни к чему не обязывало генерала, и в то же время он выполнял волю Александра, который попросил его, не приказал, а именно попросил, в какой-то беседе подыскать кого-нибудь, кто взялся бы за переделку храма.

   Ко времени приезда Монферрана в Петербург на месте нынешнего стоял третий по счету собор, называвшийся по имени Исаакия Далматского, святого, в день которого по церковному календарю родился Петр I. (Первой была деревянная церковь-времянка, поставленная в 1710 году на лугу против Адмиралтейства - в ней венчались Петр I и Екатерина. Вторая, уже каменная, строившаяся десять лет с 1717 года по проекту Г. Маттарнови, стояла на месте "Медного всадника". Она довольно быстро разрушилась из-за того, что неукрепленный берег Невы размывался водой: здание дало трещины, и, кроме того, оно пострадало от пожара. Его разобрали.) Третий собор начал возводить в 1768 году Антонио Ринальди, но, не достроив, уехал за границу. Заканчивал его В. Бренна. Выполняя приказ Павла I, он в страшной спешке и против своей воли вынужден был упростить и обеднить прекрасный в чертежах собор Ринальди. 3-ий Исаакиевский собор по проекту  А. Ринальди Часть мрамора, предназначавшегося для Исаакия, пошла на возводимый для Павла Инженерный замок. В результате собор получился уродливо непропорциональным и облицованным лишь у основания. Он стал посмешищем в глазах петербуржцев. Некий лейтенант Акимов сочинил по этому поводу ядовитую эпиграмму:

     Се памятник двух царств,

     Обоим столь приличный, -

     Основа его мраморна, 

     А верх его кирпичный, 

за что был жестоко наказан (ему обрезали язык и уши) и сослан в Сибирь.

  Через несколько лет после освящения собора Академия художеств разослала приглашения А. Бежанову, А. Воронихину, А. Захарову, Дж. Кваренги, Ч. Камерону, В. Стасову и нескольким другим знаменитым зодчим участвовать в перестройке главного храма столицы с тем, чтобы "придать величие и красоту столь значительному зданию". Но почти все архитекторы сходились во мнении: перестроить нельзя, собор нужно снести и построить заново. Однако Александр I не хотел строить новый, усматривая в этом оскорбление "памяти его основателей". Поэтому ни один проект он не принял. Через некоторое время попытались еще раз привлечь архитекторов к переделке собора на тех же условиях - и опять неудача.

   И вот теперь задание получил Монферран.

   Он с радостью ухватился за это предложение. Его не терзали сомнения в возможности совместить часть старого Исаакия с новым, не пугали прошлые неудачи именитых и опытнейших зодчих. Не теряя времени, он принялся срисовывать из книг библиотеки Института инженеров путей сообщения, предоставленных тем же Бетанкуром, образцы (знакомый прием!) лучших культовых сооружений разных эпох и народов. На двадцати четырех листах появились изумительные по красоте и изяществу рисунки храмов индийского, китайского, готического, византийского стилей, эпохи Возрождения и, конечно же, греческие - древние и новейшие. Листы с рисунками Монферран переплел и получившийся альбом отдал Бетанкуру для передачи Александру I в надежде, что император одобрит один из них.

   Уверенный в правильности выбранного пути, Монферран действовал точно так же, как и два года назад. И снова прозвучал главный мотив - угодить. Он сам писал об этом своему учителю Ш. Персье: "Рассудив, что, раньше чем делать проект, нужно узнать вкус заказчика, я сделал целый ряд эскизов, совершенно различных".

   Избранный путь оказался верным. Монферран и тут не промахнулся.

   Александр оставил альбом у себя, а спустя несколько дней приказал Бетанкуру подготовить указ о назначении Монферрана императорским архитектором с тремя тысячами рублей ассигнациями жалованья в год. Ему же поручалась разработка проекта перестройки Исаакиевского собора.

   Распоряжение царя вызвало в комитете замешательство. Об указе говорили шепотом. Что повлияло на решение Александра, осталось тайной. Может быть, его так же пленили мастерски исполненные рисунки; может быть, сделала свое дело та рекламная папка; возможно, его удручали неудачи знаменитостей. Так или иначе, царь проявил свою волю, приказал. Бетанкур не захотел или не смог ему перечить. Но со стороны Монферрана, толком ничего еще не построившего, было неслыханной дерзостью взяться за перестройку грандиознейшего сооружения. Представлял ли он, что его ждет? Не переоценил ли своих возможностей?

   Любопытно, что к этому же времени, с большим опозданием, открылись штаты в комитете. Но Бетанкур не рискнул взять Монферрана, уже возведенного в сан придворного архитектора, на должность начальника чертежной, мотивируя отказ его молодостью. Он определил его лишь старшим чертежником, и в этой должности Монферран пробыл десять лет.

   Весь 1817 год ушел на разработку проекта. Стремясь максимально сохранить ринальдиевскую постройку, как того хотел царь, Монферран первоначально уничтожил лишь полукруглые выступы с трех сторон, западную стену с колокольней и четыре пилона бывшего храма. Новое сооружение должно было стать длиннее, ширина же его оставалась такой, какую имело старое. Для наглядности в проекте, представленном царю, Монферран вычертил желтой тушью план собора Ринальди; черной - части, которые он намеревался сохранить, и красной - вновь спроектированные. Александр I утвердил проект. Вскоре началась частичная разборка прежнего здания и забивка свай под новое.

   Безвестный доселе архитектор вдруг обрел славу. Стали поступать заказы. Монферран не отказывался. Он возводит дом князю Лобанову-Ростовскому. Почти одновременно - Спасский собор в Нижнем Новгороде. В путеводителе Шредера по Петербургу того времени автор именует его "знаменитым зодчим". Монферран стремится поддержать и укрепить свою репутацию. Он торопится выпустить отпечатанный типографским способом роскошный альбом своего проекта и рисунков будущего Исаакиевского собора.

   И вдруг - удар. Удар неожиданный, сильный, наотмашь. От кого же?...

 

(прим.*- примечания редактора)

 

Продолжение статьи: Здесь.

03.01.2002.

Николай Егоров

Председатель Правления НП "Петербургский Строительный Клуб"

(812) 107-0364 (812) 301-7928   club@osis.ru www.club.osis.ru


Редактор - Егоров Н.   Copyright © НП"Петербургский Строительный Клуб" 2001-2008 гг. 24 ноября 2008 г.
Использование текстовых материалов с сервера возможно только с письменного разрешения Редактора